Я сползла на пол и уставилась на него.
— Ты н-не м-мертв.
Зубы стучали друг о друга так сильно, что я еле выдавила из себя эти слова.
— Сожалею, что разочаровал, — если бы взглядом можно было убить, то этот его взгляд отправил бы меня в могилу полную скорпионов, — О, погодите. Нет, не сожалею.
Это было уже слишком. У меня закружилась голова, в глазах померкло.
Я потеряла сознание.
Сознание возвращалось ко мне постепенно. Я очнулась в темноте, на полу магазина.
Всегда считала обморок проявлением слабости личности, но теперь поняла: это защитная реакция. Сталкиваясь со слишком сильными эмоциями и не в состоянии справиться с ними, тело отключается. Просто чтобы не носиться бессмысленно, как курица с отрубленной головой, и не навредить себе.
Осознание того, что Бэрронс жив, оказалось слишком сильным потрясением. Я не смогла с ним справиться. Слишком много чувств и мыслей пытались сосуществовать одновременно. Мой разум попытался переварить, что невозможное возможно, подобрать слова ко всем моим чувствам, но мое сознание отказалось в этом участвовать. Я отключилась.
— Бэрронс?
Я перевернулась на спину. Ответа не было. Меня охватил страх, что это был всего лишь сон. Что он не жив на самом деле, и мне снова придется мириться с этой невыносимой действительностью.
Я резко села. Душа ушла в пятки.
Я была одна. Было ли это все жестокой иллюзией, сном? Дико озираясь по сторонам, пыталась найти доказательства его существования.
Магазин был разгромлен. По крайней мере, это мне не приснилось. Я начала подниматься и остановилась, заметив приклеенный к моему пальто листок бумаги. Удивившись, я сорвала его.
«Если Вы покинете магазин и заставите меня искать Вас — я заставлю Вас жалеть об этом до конца Ваших дней. Z»
Смеясь и плача одновременно, я села, прижимая листок к своей груди. Я ликовала.
Он жив!
Не понимаю, как такое возможно. Хотя, мне все равно. Иерихон Бэрронс жив. Он ходит по этой земле, и мне этого достаточно.
Я закрыла глаза. Меня пробрала дрожь. Осознав, какой тяжкий груз спал с моей души, я вдохнула, по-настоящему вдохнула первый раз за все это время, с жадностью вбирая в легкие воздух.
Я его не убила.
Я не виновна. Каким-то образом с Бэрронсом мне было даровано то, чего я так и не получила со своей сестрой — и мне даже не пришлось разрушать ради этого мир — второй шанс!
Открыв глаза, я прочитала записку еще раз и рассмеялась.
Он жив.
Разгромил мой магазин, написал записку. Замечательную, просто замечательную записку! Какой прекрасный день!
Я гладила клочок бумаги, на котором он написал свою угрозу. Я люблю этот клочок бумаги. Люблю эту угрозу. Я даже люблю свой разгромленный магазин. Потребуется много времени, но я восстановлю его. Бэрронс вернулся. Я отремонтирую полки, заменю мебель, и когда-нибудь я буду сидеть на своем диване и смотреть на огонь, а Бэрронс войдет, и ему даже не надо будет ничего говорить. Мы просто посидим в дружеской или — да какая разница? — неприязненной тишине. И я соглашусь с любым его невероятным планом. Мы поспорим, какую выбрать машину, и кто поведет. Будем убивать монстров и охотиться за реликвиями, постараемся придумать способ, как поймать Книгу. Все будет идеально.
Он жив!
Что-то соскользнуло с моих колен на пол, когда я пошевелилась, что бы встать. Я нагнулась, чтобы поднять это.
Это была фотография Алины, которую я оставила в почтовом ящике родителей в ночь, когда В’Лейн перенес меня в Эшфорд, показывая, что он восстановил мой город и присматривал за моими родителями. В ночь, когда Дэррок выследил меня, благодаря метке на затылке, и впоследствии похитил моих родителей.
Та самая визитная карточка Дэррока, прикрепленная к входной двери BB&B. Он требовал, чтобы я пришла к нему, используя Зеркала, если мне дороги родители.
То, что Бэрронс оставил её для меня, говорит только об одном: он спас маму и папу до того, как я вызвала ЕВУ в Зеркалье.
Но он оставил эту фотографию не в качестве подарка, или чтобы мне стало лучше. Он оставил ее по той же самой причине, что и Дэррок. Это был намек:
«У меня твои родители. Не вы***вайся.»
Ну что ж, он немного злится на меня. Я переживу это. Если бы он меня убил, я бы тоже разозлилась, не важно, насколько нелогично это звучит. Он справится с этим.
Я не могла и просить о большем. Ну, могла вообще-то, например, чтобы еще Алина воскресла, и все фэйри умерли. Но и за это спасибо. Я согласна жить в таком мире.
Мои родители в безопасности.
Стиснув записку и фотографию, я прижала их к груди. Меня бесило, что он умчался и оставил меня валяться на полу, но у меня были доказательства того, что он жив, и я знала, что он вернется.
Я была ОС-детектором, а он — ОС-директором. Мы команда.
Он жив!
Хотелось бодрствовать всю ночь, наслаждаясь ощущением, что Иерихон Бэрронс не мертв, но у моего тела было другое мнение.
Я чуть не рухнула, войдя в свою спальню. Если я и усвоила что-то после смерти Алины, так это то, что горе истощает физически, гораздо сильнее, чем ежедневный марафонский забег. Оно уничтожает тебя, оставляет раздавленным душу и тело.
Я нашла в себе силы умыться и почистить зубы, глупо улыбаясь своему отражению в зеркале. Но на пользование зубной нитью и увлажняющим кремом меня уже не хватило. Слишком много усилий. Я хотела барахтаться в глупом ворохе воспоминаний, завернуться в осознание, что я его не убивала. На мне не было вины. Он не умер.
Жаль, что его не было рядом. Хотелось бы знать, где он. И жаль, что у меня не было мобильника.