Лихорадка теней - Страница 44

Разделась, встала под душ и позволила горячим струям обжечь мою кожу. Страстно любя солнце, за всю свою жизнь я не мерзла так часто, как за последние несколько месяцев в Ирландии.

После того, как растерла себя докрасна, став такой же чистой, как была раньше, я с отвращением пнула груду одежды из черной кожи.

Я слишком долго носила одно и то же белье. Мои кожаные брюки намокли, высохли, сели и были все в пятнах. В этой одежде я убила Бэрронса. Хотелось сжечь её.

Я завернулась в простыню и вошла в гостиную пентхауса, где на охране стояли дюжина Темных Дэррока одетых в красное. Я дала им подробные указания куда пойти и что принести.

Когда они направились в другую спальню будить Дэррока, чтобы спросить у него разрешения, я взорвалась:

— Он что, не позволяет вам вообще принимать самостоятельных решений? Он освободил вас, только лишь для того чтобы говорить когда двигаться и когда дышать? Неужели один или двое из вас не могут отлучиться, чтобы выполнить несколько моих мелких поручений? Вы Темные или мальчики на побегушках?

Темных переполняли эмоции. В отличие от Светлых, они не научились их скрывать. Я добилась того, чего хотела. Мне принесли сумки и коробки с одеждой, обувью, драгоценностями и косметикой.

Все средства хороши.

Теперь, восхищаясь своим отражением, я благодарна за то, что родилась хорошенькой. Мне надо знать, на что он реагирует. В чем его слабости. Насколько я могу стать его слабостью? Дэррок был Светлым. Это его суть, а прошлой ночью я получила наглядное представление, что из себя представляют Светлые.

Властные. Красивые. Высокомерные.

Я могу быть такой.

Я не слишком терпелива. Мне нужны ответы, да побыстрее.

Тщательно наношу макияж. Щеки и верх груди покрываю бронзовой пудрой, имитируя золотистую кожу фейри.

Мое желтое платье облегает тело, доведенное до совершенства секс — марафоном с Бэрронсом. Мои туфли и украшения золотого цвета.

Я буду выглядеть настоящей принцессой для него.

Когда убью его.

Увидев меня, он замолкает и долго смотрит.

— Твои волосы когда-то были светлыми, как у нее, — в конце концов говорит он.

Я киваю.

— Мне нравились ее волосы.

Я поворачиваюсь к ближайшему охраннику и говорю, что мне нужно для того, чтобы перекрасить волосы. Он смотрит на Дэррока, тот кивает.

Я встряхиваю головой.

— Я попросила элементарную вещь, а они переспрашивают. Меня это бесит! Ты что, не можешь мне выделить двоих из своей охраны? — требую я, — Мне что, ничего своего иметь нельзя?

Он смотрит на мои длинные, стройные ноги на высоких каблуках.

— Разумеется, — шепчет он. — Каких двоих ты предпочитаешь?

Я пренебрежительно отмахиваюсь:

— Сам решай. Они все на одно лицо.

Он назначает двоих для выполнения моих пожеланий.

— Вы будете повиноваться ей, как и мне, — говорит он. — Незамедлительно и без вопросов. Если только ее приказы не будут противоречить моим.

Они научаться подчиняться мне. А остальные его охранники, привыкнут видеть их подчиняющимися. Вода камень точит.

Я присоединяюсь к нему за завтраком, и улыбаюсь, давясь едой, которая на вкус словно кровь и пепел.

Синсар Дабх редко действует днем.

Как и остальные Темные, она предпочитает ночь. Те, кто был так долго заключен в лед и темноту, кажется, находят солнечный свет раздражающим и болезненным. Чем дольше я скорблю, тем лучше понимаю это Солнечный свет — это как пощечина по лицу, он будто говорит: «Смотри, мир такой яркий и светлый! Не то, что ты».

Не поэтому ли Бэрронса так редко можно было увидеть днем? Потому что он, как и мы, тоже был изранен, и находил утешение под покровом ночи? Сумерки изумительны. Они скрывают боль и утаивают мотивы.

Дэррок с небольшой частью своей армии уходит на целый день, отказавшись брать меня с собой. Я чувствую себя как зверь в клетке, мне хочется сопротивляться, но есть черта, которую лучше не переступать, если хочу, чтобы он мне доверял.

Я провожу день в его пентхаусе, порхая по нему как яркая бабочка, перебирая вещи, пролистывая книги и заглядывая в шкафы и комоды, бросая те или иные фразы. Все обыскиваю под пристальным взглядом охраны, делая вид, что мне просто любопытно.

Я ничего не нахожу.

Они отказываются пустить меня в его спальню.

В эту игру могут играть двое. Отказываюсь пускать кого-либо в мою. Укрепляю свои защитные руны, чтобы обезопасить рюкзак и камни. Так или иначе, я доберусь до его спальни.

Позже вечером, я перекрашиваю волосы, сушу их феном и укладываю в крупные свободные локоны.

Теперь я снова блондинка. Вспомнила, как Бэрронс называл меня взбесившейся радугой. Так и хочется надеть белую мини-юбку и розовый топ.

Вместо этого я втискиваюсь в кроваво-красное платье, черные сапоги на высоких каблуках, которые обтягивают мои ноги до середины бедра. Затягиваю на талии отороченное мехом черное кожаное пальто, чтобы подчеркнуть свои роскошные формы. Черные перчатки, великолепный шарф и бриллианты в ушах и на шее завершают ансамбль. Когда большая часть Дублина мертва, шопинг — просто мечта. Жаль, что меня это больше не волнует.

Когда Дэррок возвращается, по выражению его лица я понимаю, что сделала правильный выбор. Он думает, я выбрала чёрный и красный — цвета его стражи, его будущего двора, как он мне говорил — для него.

Я выбрала черный и красный из-за татуировок на теле Бэрронса. Это мое обещание ему, что я все исправлю.

— Разве твоя армия не пойдет с нами? — спрашиваю я, когда мы выходим из пентхауса. Ночь прохладна и безоблачна, в небе сверкают звезды. За день снег растаял, и булыжные мостовые теперь сухие — для пущего разнообразия.