— Деррок, если нам придется сражаться, ты обещаешь вернуть мне мое копье, чтобы я могла помочь защитить нас? Ты позволишь мне это?
Ему нравятся слова «помочь защитить нас» и «позволишь». Я вижу это в его глазах. Улыбка появляется на его лице. Он прикасается к моей щеке, кивая:
— Конечно, МакКайла.
Он смотрит на принцев, и они отступают от меня.
Я не знаю точно, как вернуть руны. Я даже не уверена, можно ли их вообще вернуть.
Когда я бросаю их через плечо в принцев, они издают звуки, похожие на звон разбивающихся вдребезги хрустальных бокалов, и поспешно телепортируются, чтобы уклониться от них. Я слышу, как руны шипят, испуская пар, как только касаются тротуара.
Я смеюсь.
Дэррок смотрит на меня.
— Я веду себя хорошо, — сладко отвечаю я. — И не говори мне, что они этого не заслужили.
Я начинаю лучше понимать его. Он находит меня забавной. Я провожу ладонями по своим кожаным штанам, пытаясь стереть кровавый след от рун. Затем по футболке. Но это бесполезно, красное пятно остается.
Когда Дэррок берет меня за руку и ведет по переулку между «BB&B» и гаражом, где стоит коллекция моих любимых машин, я не смотрю ни на одно из зданий. Продолжаю смотреть прямо перед собой.
Я потеряла Алину, не смогла спасти Кристиана, убила Бэрронса, связалась с любовником моей сестры. Причинила боль Дэни, чтобы вывести ее из игры, а теперь и присоединилась к армии Темных.
Сосредоточься на награде, назад дороги нет.
Падающий снег окутывает ночь мягкой белой тишиной. Мы проходим сквозь нее по направлению к Темпл Бару — топающее, ползущее, скользящее пятно Темных.
Позади меня движутся касты, которые я видела лишь однажды — в ту ночь, когда Дэррок проводил их через дольмен. И я не имею никакого желания разглядывать их ближе, чем тогда. Некоторые Темные не такие уж и страшные на вид. Носороги отвратительны, но не заставляют вас чувствовать себя… грязной. Другие… да уж, одно только то, как они двигаются, вызывает мурашки по коже, заставляет чувствовать себя склизкой в тех местах, где они задержали свой взгляд.
Мы проходим фонарь, и я замечаю едва держащийся на нем листок: «Дэни Дейли», 97 день ППС.
Заголовок хвастливо заявляет, что она убила Охотника. Я пытаюсь представить образ мыслей Дэни, и вычислить дату. Примерно через минуту до меня доходит: после падения Стен. Я быстро прикидываю. Последний раз я была в Дублине 12 января.
Через девяносто семь дней после Хэллоуина — в ту ночь пали Стены — получается 5 февраля.
Выходит, меня не было по крайней мере двадцать пять дней, а может и дольше. Листок был выцветшим и сильно потрепанным. Будь снегопад сильнее — я бы его и не заметила.
Сколько бы я ни отсутствовала, Дублин не сильно изменился.
И хотя многие разбитые и вырванные с корнем фонари отремонтировали и заменили на новые, линии электропередач все еще не работают. То тут, то там гудят генераторы, неживые признаки жизни, забаррикадировавшейся в зданиях или прячущейся под землей.
Мы миновали красный фасад Темпл Бара, в районе баров. Я заглянула внутрь. Я ничего не могу с собой поделать. Я любила это место ДПС — до падения стен.
Теперь это темный остов, с выбитыми окнами, перевернутыми столами и стульями, и тонкими сухими оболочками, оставшимися от людей. Судя по тому, как они лежат, посетители набились в бар и сгрудились вместе, когда наступил конец.
Я помню, как выглядел Темпл Бар, когда я впервые увидела его — ярко освещенный, с людьми и музыкой, льющейся через открытые двери на мощенную булыжником мостовую. Парни свистели мне вслед. Я забыла о печали по Алине на благословенные секунду или две. Затем, конечно, ненавидела себя за забвение.
Я могу почти что услышать смех, ирландский говор. Теперь они все мертвы, как Алина и Бэрронс.
Я помню, как провела долгую неделю перед Хеллоуином, от рассвета до заката, часами гуляя по улицам Дублина перед концом, чувствуя бессилие, никчемность всех своих способностей ши-видящей. Я не была уверена, что кто-то из нас переживет Хеллоуин, поэтому попыталась в последние дни взять от жизни максимум, насколько это было возможно.
Я болтала с уличными торговцами и играла в нарды с беззубыми стариками. Они так сильно искажали английский своим диалектом и жеванием, что я понимала разве что одно слово из пяти, и это было не важно. Они наслаждались вниманием хорошенькой девушки, а я изголодалась по отцовской поддержке. Я посетила самые известные туристические места. Кушала в захудалых забегаловках и опрокидывала стопки виски с каждым, кто готов был со мной выпить.
Я влюбилась в город, который не смогла защитить.
Черный, сожженный, разрушенный, после того как Темные сбежали из своей тюрьмы и разгромили ее. Я намерена увидеть его восстановленным.
Теперь я стремлюсь только к одному — вернуть его.
— МакКайла, ты чувствуешь Синсар Дабх? — спрашивает Дэррок.
Я держу способности ши-видящей приглушенными, насколько это возможно. Я устала и у меня нет никакого желания искать Синсар Дабх. Во всяком случае, не раньше, чем я узнаю все, что знает он.
Я осторожно раскрываю свои способности, и переключаю «громкость» на два, по шкале от одного до десяти. Мои чувства ши-видящей зашкаливают от бесчисленного скопления фейри, но среди них нет Синсар Дабх.
— Нет.
— Там много фейри?
— Город кишит ими.
— Светлый Двор или Темный?
— Это не так работает. Я могу только чувствовать фейри, а не их принадлежность к какой-либо касте.
— Сколько?