Никогда. Но я научилась, никогда не говорить никогда.
— Что, если я и есть он?
— Я буду звать тебя обратно. Но я не думаю, что ты — Король.
Тогда какое объяснение еще было бы возможным? Бритва Оккама, критерий моего отца для убеждения, и я соглашалась с собственной логикой. Но с Бэрронсом, зовущим меня обратно и моей решимостью жить нормальной жизнью, я смогу это сделать. Я знала, что могу. Все чего я только хотела, было здесь в человеческом мире. Не в ледяной тюрьме, рядом с бледной серебристой женщиной, пойманной бесконечной политикой двора.
— Я больше обеспокоен тем, чем может быть твой внутренний монстр, если ты не Король. Какие будут идеи?
Я покачала головой. Не важно. Ему сложно принять то, кем я была, но он не знал всего, и не было времени для объяснений. Каждый день, каждый час, что Синсар Дабх была на свободе, бродя по улицам Дублина, умирало все больше людей. У меня не было никаких иллюзий о том, почему она продолжала приходить в Честер. Она хотела отнять моих родных. Хотела стереть все, что я любила, оставляя только себя и меня. Как будто этим могла вынудить меня любить ее. Заставить меня идти навстречу ее темноте, вернуться назад в мое тело, как прежде. Теперь я думаю, что Риодан был прав: она пыталась заставить меня «беситься». Книга предполагает, что если она достаточно проймет меня, разозлит и причинит боль, я забуду о мире, и останется только власть. Тогда было бы удобно появиться и сказать: вот я, возьми меня, используй свои силы, делай все, что хочешь.
Я резко вдохнула. Именно в таком настроении я была, когда думала, что Бэрронс мертв. Преследуя Книгу, готовая ее подобрать, слиться с ней и уничтожить весь мир. Считая, что в состоянии ее контролировать.
Но теперь я на стороже. Я испытала горе однажды. И у меня в руке был кротчайший путь Дэррока. Ключ к управлению всем этим. Я не собиралась беситься. Бэрронс был жив. Мои родители в порядке. Я даже не соблазнилась бы.
Мне вдруг не терпится с этим покончить. Прежде чем случиться что-то еще.
— Я должен быть уверен, что ты можешь использовать амулет.
— Как?
— Обмани меня, — сказал он категорично, — И убеди меня в этом.
Я сжала амулет в руке и закрыла глаза. Тогда, в гроте Мэллиса, он не был готов мне открыться. Он хотел и ждал чего-то, что, как я тогда подумала — была десятина, как будто, я должна была пролить кровь для него или что-то подобное.
Теперь я знала, все было гораздо проще. Он вспыхивал сине-черным блеском по той же причине что и камни, потому что узнал меня.
Проблемой было то, что я не признавала себя.
Теперь я признавала.
«Я — твой король. Ты принадлежишь мне. Ты будешь слушаться меня во всем».
Я ахнула от удовольствия, когда он вспыхнул в моем кулаке ярче, чем когда-либо горел у Дэррока.
Я осмотрела спальню. Я вспомнила подвал, где я была При-ей. Я никогда не забуду деталей.
Я воссоздала их для нас, вплоть до последних деталей: фотки мои и Алины, красные шелковые простыни, душ в углу, светящаяся рождественская елка, меховые наручники на кровати. Какое-то время это было самое счастливое и простое место, которое я когда-либо знала.
— Это точно не стимул, чтобы вытащить меня из постели.
— Мы должны спасти мир, — напомнила я.
Он потянулся ко мне. — Мир может подождать. Я — нет.
Я поняла, что в этот момент он начал все пересматривать.
Я чувствовала напряжение во всем его теле, видела ожесточение вокруг его глаз, что означало, что он задумался и ему не нравится эта тема. — Для плана этого не достаточно, — наконец сказал он, вставая с постели.
Было почти невозможно заставить меня шевелиться. Мне навсегда хотелось остаться в постели и не вылезать из нее. Только до тех пор, пока я не вылезу из кровати, никто кроме меня не позаботиться о безопасности, и не смогу расслабиться и спокойно жить, как ни в чем не бывало. Я встала, натянула свои джинсы, застегнула на них молнию и натянула через голову рубашку.
— Ну и что ты предлагаешь? Собрать всех вместе и заставить подержать амулет? Чтобы посмотреть, не ответит ли он кому-то еще? Что, если он засветиться у кого-то, скажем — у Ровены?
Он впился в меня взглядом, когда я повесила на шею амулет и спрятала его под рубашкой, где с прохладой тяжестью он уместился на моей коже. Через рубашку мне было видно странное темное свечение. Из-за чего, я надела свою кожаную куртку подвязав ее поясом.
Амулет никогда не вспыхивал иссиня-черным свечением для него. Думаю, если бы он знал, что говорилось во втором пророчестве, то давно бы нашел Книгу.
— Мне это не нравится.
Мне тоже. Но я не видела другого выхода. — Ты сам помогал составить этот план.
— Это было час назад. Мы говорим о вылазке сейчас на улицы, для того, чтобы ты подобрала эту чертову штуку, поверив в пророчество какой-то сумасшедшей прачки, работающей в аббатстве, без конкретной идеи что делать, полагаясь только на амулет, что он поможет тебе принудить ее повиноваться. Она первичное соблазнительное зло, и ты собираешься лететь к ней. План воняет. Это все, что нужно для нее. Я не доверяю Ровене. Я не доверяю…
— Никому, — закончила я за него. — Ты никому не доверяешь. Кроме себя самого, и это не недоверие — это твое раздутое самомнение.
— Не раздутое самомнение. А знание своих возможностей. И их безграничное происхождение.
— Ты был убит на скале Риоданом и мной. Классический пример того, как немного доверия можно сохранить в наше время.
Его глаза были черны и бездонны. Я уже собиралась отвернуться, когда в них что-то изменилось. Я тебе доверяю.