Лихорадка теней - Страница 154

154

Я не в силах смотреть на его борьбу. Интересно — пытался ли хоть кто-то, в таких случаях помочь Бэрронсу. Я отвечаю ему на вопрос, говорю с ним, чтобы удержать его рядом со мной. — Я перестала ею быть с тех пор, как ты спросил: «Какое платье я надела на выпускной?» — Я падаю рядом с ним на колени, прижимаю его голову к своей груди и качаю ее в колыбели своих рук. Его лицо — полузверя — получеловека. — Когда я всплыла. Это было, похоже, как будто я была там, но старалась не быть. Я здесь, Иерихон. Останься со мной.

* * *

Позже мы спали. Или спала только я. Я не знаю, чем он занимался. Я исчерпала все свои силы, и чувствовала себя в безопасности в первый раз за долгое время, я дремала в подземном мире Бэрронса, рядом с царем Зверей.

Я проснулась оттого, что он двигался позади меня. Мы занимались сексом так много раз, всевозможными способами, что я едва была жива. Я кончала столько раз, что думала это невозможно, даже для меня, хотеть кончить снова, но он был внутри меня, и мое тело рассказывало совершенно другую историю. Я нуждаюсь в нем так сильно, что страдаю. Я скольжу руками вниз и как только я прикасаюсь к себе, я кончаю. Он проникает в меня так глубоко, сотрясающуюся в своей кульминации. Я на своей стороне. Он врывается в мое тело, лежа вплотную ко мне. Его руки обнимают меня, губы скользят по шее. Задевая зубами мою кожу. Когда я прекращаю дрожать, он выходит из меня, и я снова хочу его. Я толкаю его своим задом, и он возвращается. Он входит медленно, настолько медленно, что это пытка. Он проталкивается — я сжимаю его. Он выходит — я лежу напряженно ожидая. Ни один из нас не произнес ни слова. Я едва дышу. Он снова входит и остается совершенно не подвижным еще некоторое время, но не дразнит. Ему нравится быть просто твердым внутри меня.

Закончив, мы лежим в тишине. Я не хочу, чтобы этот момент заканчивался.

Но это происходит, и когда мы разделяемся, мы не разговариваем еще длительное время. Я смотрю на мерцающие тени на известной картине. Он не спал. Я могла чувствовать его спиной, знала.

— Ты когда-нибудь спишь?

— Нет.

— Должно быть, это ужасно.

Я люблю спать. Свернувшись калачиком, дремать, видеть сны. Мне нужны сны.

— Я вижу сны, — холодно говорит он.

— Я не имела в виду…

— Не надо жалеть меня, мисс Лейн. Я доволен тем, кто я есть.

Я разворачиваюсь в его руках и касаюсь его лица. Я позволяю себе нежность. Очерчиваю его контуры, после чего зарываюсь пальцами в его волосах. Он, кажется, сбит с толку и очарован тем, как я прикасаюсь к нему. Я привожу в порядок свои мысли, примиряясь с преимуществами никогда не спать. А их не мало.

— И как ты видишь сны, если ты не спишь?

— Я дрейфую. Людям необходимо отключаться, чтобы освободиться. Медитация делает тоже самое — позволяет сознанию играть. Это все, в чем ты нуждаешься.

— Что случилось с твоим сыном?

— Разве это твой вопрос, девочка? — поддразнил он.

— Он — причина, почему ты хочешь Синсар Дабх.

Я чувствую внезапную ярость в его теле.

Порывы ветра, как сирокко, и в следующий миг я в его голове, мы в пустыне, и я удивляюсь со странным чувством двойственности, в котором я — это он и я — это я, почему он, кажется, всегда возвращается к этому месту. Затем…

Я — Бэрронс и нахожусь на коленях в песке.

Ветер поднимается; надвигается буря.

Я был глуп, так глуп.

Наёмник. Я смеялся. Я пил. Я трахался. Ничто не имело значения. Я переступал через жизнь, как Бог. Взрослые мужчины кричали, когда видели, что я приближаюсь.

Сегодня я переродился. Впервые открыл глаза.

Все выглядит совершенно иначе сейчас, но уже слишком поздно. Что за большая гребанная шутка надо мной. Я никогда не должен был сюда приходить. Именно эту битву-наемников, я никогда не должен был принимать.

Я держу своего сына и плачу.

Открытое небо, свободно уступает буре. Налетает песок, настолько густой, что превращает день в ночь.

Один за другим, вокруг меня, падают мои люди.

Я проклинаю небеса, пока умираю. Они проклинают меня следом.

Здесь чернота. Ничего кроме нее. Я жду света. Древние говорили, что появляется свет, когда умираешь. Они говорят бежать за ним. Если он уходит, ты возвращаешься на землю — навсегда.

У меня не появляется никакого света.

Я жду всю ночь в темноте.

Я мертв и все же, я чувствую пустыню под своим трупом, трение песка об мою кожу, песок в носу. Скорпионы жалят мои руки и ноги. Открытые, мертвые глаза, покрытые коркой песка, наблюдают ночное небо, пока вспыхивают и исчезают, одна за другой звезды. Абсолютная тьма. Я жду и задаюсь вопросом, когда появится свет. Все жду и жду.

Единственный свет, который ко мне приходит — это рассвет.

Я встаю, и мои люди тоже встают, мы тревожно глядим друг на друга.

Когда встал мой сын, я уже не переживал. Я не удостоил вниманием эту странную ночь, и то, что так не должно было быть. Вселенная — загадка. Боги переменчивы. И я, и он — здесь, и этого достаточно. Я закинул его на мою лошадь и оставил своих людей позади.

— Мой сын был убит два дня спустя.

Моргая, я открыла глаза. Я все еще могла ощущать вкус песка, чувствовать его в глазах. Как скорпионы ползают в моих ногах.

— Это был несчастный случай. Его тело исчезло прежде, чем мы смогли похоронить его.

— Я не поняла. Вы умерли в пустыне или нет? А он?

— Мы умерли. Только позже я сложил все воедино. События редко имеют смысл, пока они разворачиваются. После того как мой сын умер во второй раз, он умирал еще множество раз, просто пытаясь вернуться ко мне или попасть домой. Он был глубоко в пустыне без способа передвижения или воды.

154