— Подожди.
Его поведение мгновенно меняется, глаза заволакивает темно-красной дымкой.
— Я ждал недостаточно долго? — его грудь вздымается. Его руки меняются, изгибаясь. Дыхание становится тяжелым и учащенным.
В мерцающем свете, его кожа начинает темнеть.
Я смотрю на него. Вот так просто — из страсти в ярость. Я думаю, что он может накинуться на меня, подминая под себя срывая мою одежду в падении, и ворваться в меня еще до того, как мы коснемся пола.
— Я никогда не возьму это так, — его глаза сужаются. Темно-красные пятна на белках покрывают мелкой сеткой лопнувших кровеносных сосудов. Внезапно его глаза становятся черными на красном, совсем без белого. — Но не скажу, что не думал об этом.
Я делаю глубокий вдох.
— Ты здесь. В моей спальне. И ты ни черта не понимаешь, что это значит для меня. Если женщина приходит в это место — она умирает. Если ее не убиваю я — это делают мои люди.
— Здесь была хоть одна женщина?
— Однажды.
— Она сама сюда пришла? Или ты ее привел?
— Я привел ее.
— И?
— Я занимался с ней любовью.
Я дернулась, поворачиваясь вместе с ним и пристально глядя в его глаза. То, что он говорил о другой женщине, подстегнуло мое желание отдаться ему, сорвать с себя одежду, броситься на него и всадить его в себя, еще до того, как мы коснемся пола. Стереть ее из его головы. Меня он хочет трахнуть. А с ней он занимался любовью.
Он пристально наблюдает за мной. И увиденное ему, кажется нравится.
— И?
— После я убил ее.
Он сказал это без эмоций, но в его глазах я вижу большее. Он ненавидит себя за то, что убил ее. Он думал, что не было выбора. Он уступил моменту желания, иметь кого-то в своей постели в своем доме, в его мире. Он хотел почувствовать себя… нормальным, пусть и всего на одну ночь. И она поплатилась за это своей жизнью.
— Я не герой Мак. Никогда им не был. И никогда не буду. Давай все сразу проясним: я и не антигерой также, и оставь ожидания в раскрытии моего тайного потенциала. Нет ничего, от чего меня нужно спасать.
Как бы то ни было, я все ровно его хочу.
Это все, что он хотел знать.
Я в нетерпении выдыхаю и откидываю волосы со своего лица. — Ты собираешься заговорить меня до смерти, или все-таки трахнешь меня, Иерихон Бэрронс?
— Повтори. Последнюю часть.
Я повторила.
— Они будут пытаться тебя убить.
— Как хорошо, что меня трудно убить. — Но интересовало меня только одно: — А ты будешь?
— Никогда. Я тот — кто всегда будет заботиться о тебе. Всегда будет трахать и приводить тебя в чувства, когда тебе это будет необходимо. Я тот — кто никогда не позволит тебе умереть.
Я стянула через голову свою рубашку и скинула обувь. — Чего еще желать женщине? — Я сорвала с себя джинсы и запнулась ногой, пытаясь выйти из трусиков. Я споткнулась.
Он находился уже на мне прежде, чем я долетела до пола.
С того самого дня, как я увидела Иерихона Бэрронса, я хотела его. Я хотела, чтобы он делал со мной такие вещи, от которых розовая и недалекая МакКайла Лейн, была бы потрясена и в ужасе и… ну, ладно, и в крайнем восторге от одной только мысли об этом.
Я не сознавалась в этом даже себе. Как павлин может жаждать льва?
Я представила себя как одного из причудливых, горделивых самцов, со своим бестолковым оперением. Я ходила кругами, с напыщенным видом, украдкой бросая косые взгляды на короля джунглей и отрицая свои чувства к нему. Я сравнила свой хвост с его смертоносными когтями и поняла, что если лев и должен был лечь вместе с павлином, то только на гнезде из окровавленных перьев.
Но это не остудило моего желания к нему.
Наоборот — заставило меня отрастить когти.
Пока я падала под ним на пол, я думала вот она я — теперь: павлин без перьев и с когтями. Мой прекрасный хвост отвалился от одного испытания за другим. Я смотрюсь в зеркало и не имею понятия, кто я. Да и пофиг. Может, и гриву отращу.
Облегчение переполняет меня, когда его тело врезается в мое. Бэрронс двигается, как внезапный порыв шквального ветра. Он не только на мне, но и вбивается в меня мощными толчками прежде, чем мы касаемся пола.
О, Боже! Да! Наконец-то! Головой резко ударяюсь о деревянный пол, но я едва это чувствую. Моя шея выгибается, голова откинута назад, мои ноги широко раздвинуты. Лодыжки на его плечах и нет никаких противоречий. Есть только нужда и отклик на нее от вбивающегося в меня — гладкого и твердого, как камень зверя, напряженного и покрытого человеческой кожей.
Я смотрю на него, находящегося в полузвериной форме, с выпирающими клыками. Глаза Бэрронса. Но взгляд не его. Это делает меня совершенно дикой. С ним я могу быть, кем захочу. Никаких запретов. Я чувствую, как он становится еще тверже и больше во мне.
— Ты можешь вытворять и такое? — Задыхаюсь я. Зверь был больше человека.
Он смеется и это определенно не человеческий звук.
Я стонаю, скулю и извиваюсь. Это невероятно. Он заполняет меня, скользя в меня настолько глубоко и восхитительно, доставая до таких мест, где ни касался еще не один мужчина. О Бо-о-же! Я кончаю. Я взрываюсь на части. И слышу рык.
Это я. Я смеюсь и продолжаю содрогаться в оргазме. Мне кажется, что я кричала. Я пускаю в ход свои когти и он, содрогнувшись во мне, стремительно ускоряется. Он издает этот горловой звук, от которого мне сносит крышу. Я обожаю этот звук.
Я прошла бы через ад и обратно с улыбкой, пока он будет находиться рядом со мной. По долгу смотреть на него, когда пересекаются наши глаза, и мы разделяем один и тех безмолвных взглядов.